«Эхо» военных лет.
Вера Гастман
(Спектакль театрального факультета Балтийского института экологии, полтики и права)
Несмотря на обилие современных фильмов, сериалов и на ряд спектаклей, посвященных Великой Отечественной войне, удачные среди них – наперечет. Лишь считанные в наши дни оставляют цельное впечатление без привкуса фальши и затрагивают какую-то струну в душе у зрителя, вызывают чувство сопричастности происходящему. Закономерность здесь не просчитаешь: иногда вроде бы и имена задействованы громкие, и постановка масштабная, но все равно напоминает очередной вариант «Старых песен о главном», неубедительный и картонный. Об этом критики писали уже неоднократно.
Тем сильнее контраст, когда видишь дышащий, живой, трепетный спектакль о войне, сыгранный начинающими, не слишком известными актерами, а в нашем случае – студентами второго курса актерского мастерства, учениками Александра Строева (Балтийский институт экологии, политики и права). То, что это студенческий (курсовой) спектакль, не охваченный широкой и громкой рекламой, - нимало не умаляет достоинств постановки, умной, тактичной и проникновенной.
… Из темноты проступают три силуэта. Три старухи – три Парки – три макбетовские ведьмы, они судачат о будничном, ведут извечные бабьи разговоры, те самые, которые можно было услышать и полвека назад, и вчера. Но вот три закутанные в платки, согбенные женские фигуры распрямляются как цветы. Время обращается вспять, и на нас смотрят со сцены три девочки-старшеклассницы, и война будет только завтра. Символика этой сцены задает тон всему дальнейшему действию. Она внятна любому зрителю и адресована, думается, прежде всего молодым, потому что в ней есть нота сказочности, волшебного превращения, но в то же время и настойчивый зов: вот, смотри, эти старики, которых так мало осталось вокруг тебя, были молодыми. Они воевали и ждали тех, кто ушел на войну. Они делали все, что было в их силах. Когда-то и они были такими же юными, как ты.
Начавшись с новеллы Шукшина и с фрагмента из повести «Завтра была война» Б.Васильева, действие один за другим нанизывает на эмоциональную ось спектакля другие эпизоды из известных произведений о войне (А. Арбузов «Мой бедный Марат», Б. Васильев «В списках не значился», М. Рощин «Эшелон», А. Твардовский «Василий Теркин», И. Грекова «Вдовий пароход»). Взяв за основу спектакля принцип сценического коллажа, режиссер шел на определенный риск. Ведь существует инерция восприятия, и именно такие «сценические антологии» были широко распространены в советскую эпоху. Но риск себя оправдал: ни официоза, ни пародийности в постановке и в помине нет. Наоборот, благодаря тому, что в структуре спектакля временами проглядывает чуточку наивная стилистика школьного утренника, возникает перекличка. Эхо получается не только из прошлого военных лет, но и из относительно недавнего прошлого, когда такие постановки-монтажи делали в школах, в драмкружках, и когда в среднем молодые знали историю Великой Отечественной войны гораздо лучше, интересовались и гордились ею гораздо больше.
Спектакль сделан, как складная картинка-паззл, из фрагментов, плотно подогнанных друг к другу. С самого начала задан темп, благодаря которому «Эхо» смотрится на одном дыхании. Наряду с тщательно подобранными драматическими отрывками важное место в спектакле занимают фрагменты, которые можно условно назвать пантомимными или, быть может, живыми картинами. Это завершенные зарисовки, мини-новеллы без слов, которые сыграны под известные песни военных лет или песни о войне (Б. Окуджава «До свидания, мальчики», В. Соловьев-Седой, М. Матусовский «Шел солдат», М. Бернес «Темная ночь», Д. Тухманов «День победы», а также, особняком, песни В. Высоцкого). Здесь актеры демонстрируют недюжинную для второкурсников пластическую подготовку.
В программке к спектаклю читаем, что в постановке использованы произведения советских писателей, песни советских композиторов, архивные материалы,статьи газет военного периода. Да и сам режиссер признается, что, работая над спектаклем, много времени провел в архиве, делал выписки. А.Строев вновь подошел к постановке одновременно и как сценарист, и как историк, и как режиссер. Он в очередной раз (после спектакля «Король и принц, или правда о Гамлете») показал умение бережно и вдумчиво работать с текстом, не искажая, не вычитывая то, чего в тексте нет, но адаптируя, как адаптируют первоисточник к экранизации: не забывая о словах, но в то же время компонуя картину. Как и в «Короле и принце», в «Эхе» многие сцены запоминаются не только эмоциональным накалом, но и «киноподобностью» мизанцсен. Что касается первоисточников, для знающего человека здесь немало интересного. Так, отрывок из «Эшелона» М. Рощина приспособлен под особенности ансамбля, в котором преобладают актрисы. А из пролога к спектаклю, рассказа-юморески В.Шукшина, взято лишь обобщенное наблюдение за извечными и неизменными бабьими разговорами. В этом еще один плюс спектакля, если рассматривать его образовательную сторону: «Эхо» пробудит интерес к книгам о войне даже у самого равнодушного школьника. Тем более, что и заняты в спектакле молодые актеры, студенты.
Об актерском ансамбле «Эха» хочется сказать особо. В силу состава курса на сцене получился ансамбль, который самим своим появлением сразу напоминает один из лучших фильмов о войне – «А зори здесь тихие…»: один ведущий актер и десяток актрис – ярких, разносторонних, запоминающихся индивидуальностей. Такое соотношение работает на смысл спектакля. Уже с первых сцен зрителю дают понять: вот она, война, еще только началась, но как будто уже сбылась строка Высоцкого «Так случилось, мужчины ушли». Остались девочки, женщины, бабы, старухи. Дочери, жены, матери. Они выживают в блокадном Ленинграде, они эвакуируются, работают в тылу, выхаживают раненых, ждут своих милых… и дожидаются. Или не дожидаются.
В спектакле ощущается бережное отношение учителя к ученикам, и Строев проявил замечательную точность в подборе актрис на роли. Даже в случаях, когда совсем юным девушкам нужно играть старух, они не выглядят нарочито, не переигрывают. И кажется, что перед зрителем проходит целая галерея, вереница женских типажей… Особенно запоминается отточенная и в то же время страстная игра Ксении Баришполец. Отдельно хочется отметить Василия Степанова – тезку легендарного Теркина, молодого актера с тем универсальным лицом, на котором можно нарисовать все. Он пластичен, чувствует эпоху, очень убедителен в роли обычного солдатика, одного из тысяч. А течение спектакля актер успевает сыграть с десяток ролей, и каждая, пусть и небольшая, прожита от и до, продумана до нюансов. Безногий инвалид на вокзале; умирающий от голода блокадник («Мой бедный Марат» Арбузова); победитель, вернувшийся с войны, и многие другие – все они достоверны, жизнеподобны и, главное, прожиты и прочувствованы так, как не у каждого матерого актера получится.
Отмечу, что в отношении декораций, костюмов, бутафории спектакль минималистичен, и это позволяет оттенить актерскую игру. Нет перегруженности деталями, лишьнеобходимые, знаковые приметы того времени: патефон, баян, цветастые бабьи платки и по контрасту с ними – военная форма. С острым драматизмом решена сцена в госпитале: она построена как театр теней, которые мечутся за подсвеченным экраном под песню Высоцкого «А сыновья уходят в бой».
Благодаря общему настрою, проникновенной актерской игре, подбору текстов, опасность официоза спектаклю и так не угрожала, но в «Эхе» вдобавок есть мощное электричество смеховой стихии, фольклорного духа, лубочной картинки, сочного народного юмора. Радует то, что чувство меры в этих фрагментах режиссеру и актерам не изменило ни разу, и эпизоды эти не выбиваются из общего настроения спектакля: они - смех сквозь слезы. Соотношение драматизма и комической стихии напоминает, пожалуй, кинопритчу Александра Рогожкина «Кукушка» - в «Эхе» та же смысловая многслойность.
Важен еще и тот самый эффект, который происходит на сцене за счет режиссерского мастерства и самоотдачи актеров. Он свойствен лучшим историческим спектаклям и фильмам и зачастую не зависит от костюмов, декораций и бутафории. Современные лица, почти не тронутые гримом, вдруг начинают казаться лицами и типажами другой, ушедшей эпохи, напоминая о связи поколений. Так и в «Эхе» - на сцене видишь те же типажи, что и в кадрах военной кинохроники или на архивных фотографиях. Это дарит чувство достоверности и сопричастности.
Хочется, чтобы этот спектакль смотрели ветераны, да и просто старшее поколение. Хочется, чтобы его увидело как можно больше школьников и студентов. Хочется, чтобы он подольше продержался на сцене. Ведь спектаклю «Эхо» и правда удалось донестись из военного прошлого в наше настоящее, и соединить ту распавшуюся связь времен, о которой печалился Гамлет.